Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда Земля вскр - Страница 98

К оглавлению

98

«До сих пор считалось общим местом, – пишет «Таймс», – что человечество – это жалкое племя пигмеев перед бесконечными таинственными силами, окружающими нас. От древних пророков и от современных мыслителей доходило до нас это предостережение. Но, как все слишком часто повторяемые истины, оно с течением времени утратило свою убедительность. Чтобы истина получила признание, требуется суровый урок, проверка на собственном опыте. Таким уроком послужило нам то благотворное, хотя и страшное испытание, через которое мы только что прошли. Мы все еще ошеломлены внезапным ударом, и наши души в трепете перед уничижительным сознанием нашей ограниченности и бессилия. Мир тяжелой ценой заплатил за урок. Мы еще не можем судить о постигшем нас бедствии во всей его полноте, но разве мало того, что нам уже известно? Если уничтожены пожаром Нью-Йорк, Орлеан, Брайтон, то разве мы не вправе говорить об одной из величайших трагедий в истории человечества? Когда будет подведен итог катастрофам на железных дорогах и на море, он представит жуткую страницу, хотя из поступающих к нам сведений выясняется, что в большинстве случаев машинисты на поездах и пароходах успели застопорить машины, прежде чем поддались воздействию яда. Однако, как ни огромны человеческие жертвы и материальный ущерб, их подсчет не должен сегодня всецело поглощать нашу мысль. Со временем мы их забудем. Но что никогда не забудется, что и впредь постоянно и по праву будет занимать наше воображение, – это раскрывшиеся перед нами возможности Вселенной, крушение нашей невежественной самонадеянности, полученное нами доказательство тому, как узка тропа нашего материального существования и какие бездны зияют по обе ее стороны! Чувства наши сегодня проникнуты глубоким смирением. И может быть, на этой основе человечество, став мудрей и скромней, воздвигнет теперь новый, более достойный храм».

Когда Земля вскрикнула
Повесть

Я довольно смутно вспоминаю, что мой друг Эдуард Мелоун, сотрудник «Газетт», говорил мне что-то о профессоре Челленджере, с которым он пережил замечательные приключения. Однако я настолько занят своими профессиональными делами и моя фирма была настолько завалена заказами, что я очень мало следил за всем, что творится на свете, за всем, выходящим за пределы узкопрофессиональных интересов. Единственное, что удержалось у меня в памяти, – это что Челленджер представлялся мне каким-то диким гением, обладающим жестоким, нетерпеливым характером.

Поэтому я был очень удивлен, получив от него деловое письмо следующего содержания:

...

Сэр!

У меня явилась надобность воспользоваться услугами специалиста по артезианскому бурению. Не буду скрывать от вас, что мое мнение о специалистах вообще невысокое, и обычно я обнаруживал, что человек с хорошо развитыми мозгами, как я например, может шире и глубже вникать в дело, чем другой, избравший узкую специальность (что, увы, очень часто называется профессией) и потому имеющий весьма ограниченный кругозор. Тем не менее я склонен попробовать иметь с вами дело. Просматривая список авторитетных специалистов по артезианскому бурению, я заметил некоторую странность – чуть не написал нелепость. Ваше имя привлекло мое внимание, и по наведенным справкам обнаружилось, что мой молодой друг, м-р Эдуард Мелоун, знаком с вами.

Поэтому я пишу вам и заявляю, что буду рад побеседовать с вами и, если вы удовлетворите мои требования, – а они не маленькие, – я буду склонен передать в ваши руки чрезвычайно важное дело. В настоящее время большего сказать не могу, потому что дело носит совершенно секретный характер и сообщить о нем можно только в устной форме. Поэтому прошу вас немедленно оставить все дела, если у вас таковые имеются, и прийти ко мне по вышеуказанному адресу в следующую пятницу в 10.30 утра. У дверей вы найдете скребок для очистки грязи с подметок и циновку, ибо миссис Челленджер любит опрятность.

Остаюсь, сэр, как вам известно,

...

Это письмо я передал своему старшему клерку для ответа, и он уведомил профессора, что м-р Пирлесс Джонс имеет удовольствие принять его предложение. Это было обычное вежливое деловое письмо, начинавшееся с трафаретного выражения:


Ваше письмо от (без даты) получено.


На это последовал следующий ответ профессора, имевший вид загородки из колючей проволоки:


Сэр!

Я замечаю, что вы негодуете на то, что мое письмо было без даты. Смею ли я обратить ваше внимание на тот факт, что в качестве некоторой награды за чудовищные налоги наше правительство имеет привычку ставить маленький круглый значок или штамп на внешней стороне конверта, который имеет как раз нужную вам дату отправления. В случае отсутствия или неразборчивости этого штампа вам надлежит обращаться к содействию авторитетных лиц почтового ведомства. Тем не менее предлагаю вам направить свои замечания лучше на обстоятельства того дела, о котором я хочу с вами посоветоваться, и прекратить обсуждение формы и стиля моих писем.


Мне стало ясно, что я имел дело с сумасшедшим, и я счел за благо, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, пойти к моему другу Мелоуну, которого я знал еще с тех пор, когда мы оба играли в ричмондской спортивной команде.

Он был все тот же неунывающий ирландец и очень потешался над моим первым столкновением с Челленджером.

– Ничего, ничего, сын мой, – заявил он. – После пятиминутного разговора с ним вам покажется, что с вас живого содрали кожу. Ему ничего не стоит оскорбить человека.

98