Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда Земля вскр - Страница 76

К оглавлению

76

– Мне дают расчет, – сказал он.

– Неужели? – ответил я.

Сегодня все казалось необычным. Люди говорили дикие, неожиданные вещи. Все было как во сне.

– В сорок седьмой раз, – добавил, подумав, Остин.

– Когда же вы уйдете? – спросил я, не найдя сказать ничего лучшего.

– Я не уйду, – прозвучало в ответ. Разговор как будто был исчерпан, но Остин вдруг опять вернулся к нему: – Если я уйду, кто будет смотреть за ним? – Он кивнул головой на хозяина. – Кто захочет у него служить?

– Кто-нибудь другой, – сказал я неуверенно.

– Другого ему не найти. Никто не проживет и недели. Если я уйду, дом развалится, как часы без главной пружины. Говорю вам это, потому что вы ему друг и должны знать. Я мог бы поймать его на слове, но у меня не хватит духу. Они с хозяйкой останутся, как двое младенцев, подкинутых на чужой порог. Все держится на мне. А он ни с того ни с сего дает мне расчет.

– Почему с ним никто не уживется? – спросил я.

– Никто не будет таким покладистым, как я. Он очень умный человек, мой хозяин, – такой умный, что иной раз у него ум за разум заходит. Я тогда понимаю, что он сошел с катушек, и не обижаюсь зря. Послушайте, что он сделал нынче утром…

– Что?

Остин наклонился ко мне.

– Укусил экономку, – услышал я хриплый шепот.

– У-ку-сил?

– Да, сэр. Укусил в лодыжку. Я видел своими глазами, как она выбежала сломя голову из передней.

– Боже милостивый!

– Это еще что! Знали б вы, что у нас тут творится, сэр! С соседями он со всеми не в ладах. Тут иные говорят, что, как он жил среди чудищ, о которых вы писали, так это для него – для хозяина, значит, – самая подходящая компания. «Дом родной, любезный дом», как поется в песне. Это так соседи говорят. Но я-то прослужил у него десять лет, я к нему привязался, и, заметьте себе, он как-никак великий человек: я почитаю за честь служить у него. Но иногда с ним нужно большое терпение. Вот посмотрите-ка, сэр. Разве это похоже на доброе, старое гостеприимство? Сейчас вы прочтете.

Машина на самом тихом ходу одолевала зигзагами крутой подъем. За поворотом показался прочный глухой забор, и над ним доска с объявлением. Как сказал Остин, прочесть было нетрудно – немногословное, оно само бросалось в глаза:

...

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Посетителей, журналистов и нищих просят не беспокоиться!

– Да, никакого, так сказать, добросердечия! – покачав головой, сказал Остин и покосился на прискорбный плакат. – Как бы это выглядело на рождественской открытке? Извините, сэр, я сейчас наговорил больше, чем за много долгих лет, но сегодня я просто сам не свой, на душе накипело. Пусть он гонит меня, пусть ругает, пока не отсохнет язык, а я вот не уйду, и все! Я его слуга, он мой хозяин, и так оно останется, надеюсь, до конца наших дней.

Мы миновали белые столбы ворот и покатили по широкой аллее, обсаженной кустами альпийской розы. За поворотом возник низкий кирпичный дом с белыми резными ставнями, уютный и красивый. Миссис Челленджер, маленькая, изящная, приветливая, улыбалась нам с крыльца.

– Ну, моя дорогая, – сказал Челленджер, соскочив с подножки, – вот и наши гости. Для нас это ново, не правда ли, принимать гостей? Соседи с нами не в большой дружбе. Дать им волю – они, я думаю, подсыпали бы нам крысиного яда в хлеб.

– Это ужасно, ужасно! – воскликнула женщина, смеясь сквозь слезы. – Джордж вечно со всеми ссорится. У нас нет кругом ни одного друга.

– Что позволяет мне сосредоточить все внимание на моей несравненной жене, – подхватил Челленджер, обняв ее за талию толстой, короткой рукой. Представьте себе гориллу и газель, и перед вами встанет эта супружеская чета. – Идем скорей, гости устали с дороги, и завтрак будет сейчас очень кстати. Сара вернулась?

Женщина сокрушенно покачала головой, а профессор громко рассмеялся и величественно погладил бороду.

– Остин, – крикнул он шоферу, – когда поставите машину, пожалуйста, помогите хозяйке накрыть на стол! А сейчас, джентльмены, пройдем ко мне в кабинет, так как я хочу безотлагательно сделать вам кое-какие очень важные сообщения.

Глава II
Прилив смерти

Мы проходили через переднюю, когда раздался телефонный звонок, и мы поневоле подслушали реплики профессора Челленджера в последовавшем диалоге. Я говорю «мы», но на сто ярдов вокруг никто не мог бы не услышать этого громового баса, сотрясавшего весь дом. Ответы профессора запечатлелись в моем мозгу.

– Да, да, конечно, это я… да, разумеется, тот самый Челленджер, знаменитый Челленджер, кто же еще?.. Безусловно, отвечаю за каждое слово, иначе я не написал бы… Нет, не удивлюсь… За это говорят все показания… Не позже, как через сутки… Ничем не могу помочь… Очень неприятно, не спорю, но это, полагаю, коснется и людей поважнее вас. Плачь не плачь – конец один. Нет, никак не могу. Придется вам примириться с судьбой… Довольно, сэр. Чепуха! Меня ждут дела поважнее, чем слушать вашу болтовню.

Он с треском повесил трубку и повел нас наверх, в просторную, светлую комнату, служившую ему кабинетом. На большом рабочем столе красного дерева лежало семь или восемь нераспечатанных телеграмм.

– Право, – сказал он, сгребая их, – я начинаю думать, что мог бы сберечь деньги моим корреспондентам, приняв условный телеграфный адрес. Самым уместным был бы, пожалуй, такой: «Ротерфилд. Ною».

Как всегда при своих непонятных шутках, он упал грудью на стол и разразился буйным хохотом. Руки его так тряслись, что он никак не мог распечатать конверт.

– Ною, ха-ха! Ною! – захлебываясь, кричал он, с багровым, как свекла, лицом, в то время как лорд Джон и я сочувственно улыбались, а Саммерли, усмехнувшись неодобрительно, затряс головой, точно козел, страдающий несварением желудка. Еще не совсем совладав со смехом, Челленджер начал наконец вскрывать телеграммы. Мы трое стояли в нише окна и деловито созерцали великолепный вид.

76